При моем последнем прочтении «Войны и мира» я заметила, что книга Толстого отличается драгоценным свойством, в целом, редко встречающемся в прочитанных мной книгам, и потому особенно желанным. Реальность, изображенная толстым, - это невероятно устойчивый и стабильный мир, в котором отчетливо осязается почва под ногами, выстроена четкая система координат, виден вектор движения. Несмотря на то, что действие перенесено в переломную эпоху, никакого чувства неопределенности и потерянности не возникает. Да, героям свойственно путаться и сомневаться, но над миром ощутимо царит высшая правда, ее присутствие успокаивает.

Конечно, наличие абсолютной истины, в соответствии с которым судимы поступки героев, лишает роман полифоничности, но ведь в проповедь простоты и добра хочется верить.

В этом сочинении я сконцентрируюсь на анализе некоторых эпизодов, которые при последнем прочтении привлекли мое внимание.

Наташа в эпилоге

Хотелось бы поразмышлять об образе взрослой Наташи и, абстрагировавшись от герменевтического подхода, попыток солидаризоваться с мыслью автора, оценить изменения, настигшие всеми любимую Наташу и многих разочаровавшие.

Для меня с самого начала было очевидно, что Наташа должна будет измениться. Качества, придающие очарование наивной, импульсивной и эмоциональной девочке-подростку, сделали бы взрослую женщину странной и взбалмошной в глазах окружающих. Я даже предугадывала то, что Наташа, со своей природной добротой, будет абсолютно предана мужу и детям. Неожиданным было отсутствие духовной работы и каких-либо интересов, связанных с собственным духовным развитием. Наташа не то чтобы «опустилась», но как будто замерла на одном месте.

«Известно, что человек имеет способность погрузиться весь в один предмет, какой бы он ни казался ничтожный. И известно, что нет такого ничтожного предмета, который бы при сосредоточенном внимании, обращенном на него, не разросся до бесконечности.

Предмет, в который погрузилась вполне Наташа, — была семья, то есть муж, которого надо было держать так, чтобы он нераздельно принадлежал ей, дому, — и дети, которых надо было носить, рожать, кормить, воспитывать».

Эта мысль безусловно справедлива. Нельзя не отметить ее переклички с евангельским текстом: «никто не может служить двум господам». Наташа нашла свое дело жизни, которое приносит ей полное удовлетворение, заполняет каждую клеточку ее сознания и вытесняет необходимость в каких-либо сторонних интересах. Дело это достойное и, на мой взгляд, самое стоящее из того, что может сделать женщина вообще – рождение и выращивание новой жизни, обеспечение счастья близких людей. Наташа всецело отдалась возложенной на нее миссии, чем заслуживает глубокое уважение.

Погруженность в один предмет, конечно, ограничивает жизненный опыт и впечатления. Но, в конце концов, если Наташу больше не тянет петь, красиво одеваться, выезжать в свет, они никому не обязана осуществлять все эти манипуляции, просто потому что есть «золотое правило, проповедоваемое умными людьми, в особенности французами, и состоящее в том, что девушка, выходя замуж, не должна опускаться, не должна бросать свои таланты». В наше время, к слову сказать, это требование еще усилилось: идеальная женщина успешно строит карьеру, одновременно является образцовой домохозяйкой и воспитателем, находит время для мужа, занимается саморазвитием….Если женщина не пытается объять необъятное и в трилемме семья / саморазвитие / карьера выбирает первое, как Наташа, то, на мой взгляд, она абсолютно права.

Итак, цель Наташи прекрасна. Но вот достигнуть ее с помощью полного самоотречения она, скорее всего, не сможет.

Во-первых, потому что воспитание детей не сводится к обеспечению материальных благ: кормлению, лечению. Воспитание – это, в первую очередь, способность сориентировать ребенка в жизни и передать приобретенные знания и ценности. Для этого требуется определенная широта взгляда и опытность. Если женщина много лет не интересуется ничем, кроме семьи, выпустить ребенка в большой мир и поддерживать его там будет крайне проблематично. До определенного возраста можно, наверное, воспитывать только своим примером поведения, но с каждым годом интересы ребенка все больше и больше выходят за пределы семьи и сталкиваются с явлениями другого масштаба, умение понимать которые должно быть сформировано родителями.

Во-вторых, Наташа, которая не понимает и не разделяет внесемейных интересов своего мужа, не может удовлетворять его потребность в наличии интеллектуального собеседника. Наташа может только повторять мысли Пьера, не извлекая никаких суждений из собственного опыта. «Наташа уморительна. Ведь как она его под башмаком держит, а чуть дело до рассуждений — у ней своих слов нет — она так его словами и говорит».

С одной стороны, Пьеру вовсе не обязательно искать собеседника в жене. О политике, общественной жизни и прочих делах, его занимающих, он может говорить с другими мужчинами, наведываясь в их общество, а в Наташе видеть «свое отражение», как сказано в романе, и безусловного союзника.

Но ведь Наташа пытается заместить для Пьера всех посторонних людей, желает, чтобы он «нераздельно принадлежал ей, дому», как можно меньше находился вне дома. Таким образом, Наташа превращает семью в крайне замкнутую на себе общину, в которой каждый член должен выполнять огромное количество функций, чтобы заместить для другого весь мир.

Обобщая, Наташу в семейных отношениях можно сопоставить с Агафьей Пшеницыной из «Обломова», прекрасной, теплой, преданной и жертвенной женщине, идеальной хозяйке, но недостаточно духовно развитой, чтобы быть для спутника жизни тем нравственным стимулом, которым могла быть, например, Ольга.

Сцены охоты

Сцена охоты во втором томе – не только живописная запоминающаяся картина дворянского быта, но и метафора, представляющая важнейшую закономерность, которая определяет сюжет романа, да и весь ход истории в толстовской рецепции.

Охота – военная сцена в мирной жизни. Ее можно соотнести с событиями войны 1812 года и обнаружить потрясающие аналогии.

Во-первых, важно заметить, что вся крупная добыча охотников, определяющая успех мероприятия, была получена Данилой, дворовым ловчим, или крепостными Илагина: «Данило уже лежит в середине собак, на заду волка, стараясь поймать его за уши». Как и на войне 1812 года, в этой охоте решающую роль сыграли люди из народа.

На долю дичи, загнанной дворянами – охотниками, выпал только заяц. И этот заяц стал добычей не молодых честолюбивых охотников и их образцовых собак, а старого дядюшкиного Ругая. Ругай оказался незаменимым на охоте точно так же, как и Кутузов оказался единственно приемлемым главнокомандующим, как неуклюжий Пьер стал победителем Кутузова, по той же иррациональной логике, определяющей ход русской истории.

Во-вторых, соотнесенность воли охотника с действиями собак также позволяет сделать любопытные выводы. И Николай, и дядя, и другие люди, управляющие охотой, имеют настолько же относительное влияние на ход травли, что и генералы во время сражения. Все, что можно сделать – пытаться подзадорить собак / солдат. Последними руководят инстинкты и стайное чувство, но никак не людская воля.

В-третьих, охота, как и народная война, оказалась поводом к людскому единению. Ненадолго исчезла пропасть, разделяющая барина и мужика:  «Данило закричал: Про...ли волка-то!.. охотники! — И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими». Николай неожиданно подружился с Илагиным, которого недолюбливал. Совместная борьба, ведущая к общей цели, - мощное консолидирующее начало.

Петя и Пьер. Герои-двойники

В «Войне и мире» есть множество героев-тезок. Само собой, одинаковые имена князя Василия и Васьки Денисова можно списать на совпадение, но вот имена Наташи и старой княгини Ростовой, Николая Андреевича Болконского и Николая Ростова свидетельствуют о типологическом сходстве героев.

В случае с Наташей это подчеркивает глубокую родственную преемственность и укорененность типа персонажа. Николай Ростов, как и старый князь Болконский, отличается резкостью и жесткостью, но эти качества, подкрепленные душевной ростовской природой, из недостатков превращаются в достоинство.

Более всего меня заинтересовало и озадачило сопоставление Пьера и Пети Ростова. Начнем с того, что многие детали в описании Пети и Пьера совпадают. И тот и другой герой отличается мягкостью характера, незлобивостью и эмпатией. Душевная тонкость Пети усилена по сравнению с Пьером: Петя был «музыкальнее Наташи», Пьер же, напротив, «Безухов».

Да, герои, наделенные говорящей фамилией, очень похожи, но почему-то Петя погибает. Причем в романе подчеркивается, что он заранее обречен и смерть не случайность. В эпизоде возвращения с охоты, одной из самых гармоничных и прекрасных сцен, в которой чувствуется настоящее счастье, Петя не участвует, ничего не видит и не подает признаков жизни: «Петю снесли и положили, как мертвое тело, в линейку». В другой момент, когда Ростовы приезжают ряжеными к Мелюковым, Петю «обносят» пастилой. Очевидно, чаша земного счастья ему не предназначена.

Я думаю, причина тому – попытки проявлять воинственность. «Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы». Накануне сражения Петя поцелует Долохова и Денисова – успешных воителей, страстно захочет им подражать. Чем себя и погубит, ибо победительная сила Пети – Пьера – Кутузова – именно нежелание убить, а не путь насилия, на котором они оказываются гораздо слабее прочих.

Кроме того, кровь Пети, наивного и доброго мальчика, это жертва, принесенная народной войне. Чтобы победить в любом противостоянии, нужно убить в себе такого неоперившегося мальчика, для которого война – забава. Его имя (Петр-камень) метафорически можно толковать как камень-основание для жертвенника.