суббота, 30 июля 2022 г.

«Время ночь». «Будешь любить — будут терзать. Не будешь любить — так и так покинут»

Петрушевская - писатель звериной силы. Ребята, бить будут долго и больно. © Дмитрий Быков

 

Я открыла для себя Петрушевскую как женскую реинкарнацию Варлама Шаламова. Шаламов – писатель с самой изуродованной судьбой, которая когда-либо доставалась жрецу пера в России. 28 лет лагерей в жесточайших условиях ледяной Колымы, где люди медленно превращались в зверей или умирали, предательство близких, крушение всех надежд, одиночество и духовный вакуум. «Колымские рассказы» Шаламова отражают его крестный путь и впитывают едкое, самоуничтожающее неверие в человека. В каждом рассказе берется нравственная ценность и демонстрируется, что ни одна из них не существует в условиях Ада.

Петрушевская, с иным личным опытом, рисует похожий мир, находящийся в бытовых условиях, более близкий, поэтому более пугающий: реальность, замкнутая в духовном вакууме, где одни существа занимаются самоудовлетворением, другие – выживанием, реальность, где начинаешь задыхаться, ибо нет ничего выше этих тесных схем жизни. Те герои, кто еще ищет что-то душевное или пытается делиться теплотой, обречены. Они притягивают хищников, которые словно сбегаются на запах горячей крови, хлещущей из раны.

Жестокую правду, которую рисуют Петрушевская и Шаламов, не хочется принимать за абсолютную истину. Но вместе с тем писателям нельзя не верить. В героях нет ничего неестественного: их с легкостью можно вообразить, как будто они списаны с натуры. С ужасом приходится признать: да, так бывает…

В романе «Время ночь» изображена разновидность жизни «на дне». Анна Андриановна – поэт-неудачница, существующая на грани полной нищеты. Сын-уголовник, распутная дочь, одного за другим сваливающая детей на шею Анны Андриановны, психически больная мать. Анна Андриановна искренне любит своих детей и внуков: «Как я любила свою дочь, ее худенькую спину, ее розовые грязноватые пяточки в разношенных шлепках, ее спину, ибо лица своего она мне не показывала. Я бы ее всю вымыла, накормила, она бы у меня в чистых простынках, на пуховых бы подушечках под атласным одеялом (я его пока что убрала) лежала бы все последние дни перед родами». Те же отвечают на проявления заботы тоннами презрения: «Для Алены все мои слова и выражения, я чувствую, отвратительны, вызывают у нее столбняк и взрыв ненависти». Главный вопрос, который задает книга: почему, несмотря на любовь и жертвенность Анны Андриановны, между ней и детьми такие отношения?

Самое очевидное – всю ответственность перенести на детей. Выросли, значит, бесчувственными эгоистами и моральными уродами, не умеют ценить заботу…

А кто в этом виноват? Почему не только оба ребенка, но даже маленький внук поэтессы проявляют эти качества, причем исключительно по отношению к Анне Андриановне?

Внук Тимоша «кинулся первым и долго стоял, прижавши трубку к голове двумя ручками, Опять звонок. Борьба. Я выхватываю трубку, он взревел и стукнул меня ножкой по голени. Какая боль…

— Ты дура?
   — О, я дура, мой ангел, я идиотка. Я тебя люблю.»

«Андрюша меня ограбил серьезно, это не то как раньше, когда он бушевал на лестнице и на прощанье поджег спичками мой почтовый ящик, а требовал он от меня ни много ни мало как четвертную и называл при этом страшными словами и методически бил ногой в дверь, а мы с малышом, я зажимала ему ушки, сидели на кухне».

Говоря современным языком, у главной героини нет того, что называется «здоровая агрессия». Она никогда не дает понять, что жесты презрения ее ранят, в ее речи незаметно ни тени обиды на несправедливость:

 — Пусть подлец идет работать, едет куда-то в тайгу, я не знаю. Где его папа вкалывал. Она без слез:
   — Этого не будет. Он мой муж. Все. А ты пиши свои графоманские стихи!
   — Графоманские, да. Какие есть. Но этим я кормлю вас! — ответила я без обиды.

Не чувствуя никакого сопротивления, дети теряют последнюю грань допустимого. Они осознают, что стали полными «аутсайдерами» именно потому, что мать не могла остановить их падение. Дети мстят ей за свою неудавшуюся жизнь.

И ведь Анна Андриановна действительно виновата перед теми, кого воспитала. Можно провести параллель между ней и пушкинским станционным смотрителем. Тот тоже способствовал падению своей дочери, но не намеренно, а по попустительству и бесхарактерности: «Вызвался довезти ее до церкви, которая находилась на краю деревни. Дуня стояла в недоумении... «Чего же ты боишься? — сказал ей отец, — ведь его высокоблагородие не волк и тебя не съест: прокатись-ка до церкви». 
Бедный смотритель не понимал, каким образом мог он сам позволить своей Дуне ехать вместе с гусаром, как нашло на него ослепление, и что тогда было с его разумом».

Почему Анна Андриановна продолжает терпеть скотское отношение? Может, она преисполняется чувством долга? В таком случае ее можно было бы только пожалеть…

Но есть один поступок Анны Андриановны, противоречащий всем представлениям о долге. Она отправляет свою мать умирать в интернат для психохроников:

«Дома дети, Алена, я ей нужна, куда в этот детский очаг пропахшие мочой одежды, наша старость. Вообразить рядом запахи мыльца, флоксов, глаженых пеленок, зачем я все эти сутки пугала мою бедную Алену, мне самой-то надо уйти. Мама лежала на белой подушке в слишком большой шапке горшком, с провалившимся ртом и малюсенькими щелочками глаз. Глаза были мокрые, как и все лицо».

То, что заставляет Анну Андриановну служить своим детям – никак не чувство долга, которое она запросто перешагнула. А что же?

Мне придется признать ужасную вещь – Анне Андриановне НРАВИТСЯ именно такое отношение. Она не делает ничего, чтобы что-то изменить в жизни, с каким-то наслаждением подчеркивает унижения, которым подвергается. В потребности быть жертвой есть что-то мазохистское. Нечто подобное мы можем видеть в творчестве Цветаевой: каждым последующим стихотворением она демонстрирует: вот, я сделала еще один шаг к самоуничтожению.

Анна Андриановна сделала все, чтобы в конце концов остаться в руинах и умереть. Для нее в этом счастье и цель. Не случайно  иносказательное признание Анны Андриановны в том, что тьма и дно для нее желанны, вынесены в заглавие романа: «Теперь я проснулась среди ночи, мое времяночь, свидание со звездами и с Богом, время разговора, все записываю».



В таком случае, кто здесь жертва и кто виновник…

Комментариев нет:

Отправить комментарий

"Объять Ликвидамбр"

 Чтобы еще что-нибудь присовокупить к своей летней работе, оставлю ссылку на наш альманах про проблемы современной поэзии, который мы готови...